
О желании выйти на биржу на прошлой неделе заявила компания Elko Group — крупный оптовый торговец техникой, с оборотом в сотни миллионов латов. Член совета Lido Янис Зелменис тоже не исключает, что сеть общепита через несколько лет — когда завершится реструктуризация — будет продавать свои акции на бирже. О такой же возможности в отношении Lattelecom и LMT говорят министры экономики и финансов. Наконец, глава шведского Swedbank Майкл Борк говорит, что один из выводов кризиса в том, что Латвии нужен развитый рынок капитала. А член правления Nasdaq OMX Riga Индарс Ашчукс в разговоре с “ДВ” отмечает: если бы в Латвии была сильная биржа, к кризису латвийский бизнес пришел бы более подготовленным. Но развитие зависит все же не от прихода Lido, которое в мировом масштабе маленькая компания, а от гигантов вроде Lattelecom.
“Сегодня мы зависим от государства…”
О наступлении эры IPO — массового выхода отечественного бизнеса на биржу — много говорилось еще в 2004 году. В итоге — не сложилось. Теперь, по мнению Ашчукса, все зависит от госкомпаний — только они могут дать сильный толчок развитию рынка.
— У нас в Латвии очень мало крупных частных компаний, как Elko Group — с оборотом в сотни миллионов, — поясняет Ашчукс. — Нравится нам это или нет, но рынок капитала — что в Латвии, что за рубежом — в первую очередь могут сделать развитым только большие или очень большие предприятия. Cтоимостью минимум 100 миллионов латов, а лучше — 300–500 миллионов, и в условиях Латвии — максимум до миллиарда. Только тогда рынок становится развитым, и его благами могут пользоваться в том числе и средние предприятия с капитализацией в 20–30 миллионов: сами по себе мелкие и средние не наберут такой критической массы, чтобы привлечь крупных мировых инвесторов, которые дают лучшую цену. А у нас почти все такие крупные предприятия принадлежат государству. Значит, серьезное развитие рынка капитала, по сути, зависит от того, нужно ли это правительству.
По мнению Ашчукса, Lattelecom — наиболее подходящая компания для выхода на биржу и привлечения серьезных инвесторов. И если крупные иностранцы в этом году придут на биржу, чтобы купить Lattelecom, через два–три года, когда на рынок капитала выйдет Lido, они рассмотрят и его — как небольшое в их понимании предприятие с капитализацией в несколько десятков миллионов.
Впрочем, тут ситуацию осложняет договор государства с TeliaSonera, согласно которому у последней есть право первой руки.
— Нужно говорить с TeliaSonera, — считает Ашчукс. — Один вариант уже был озвучен публично: обмен госдолей в LMT на доли в Lattelecom, в результате чего государство получает последнее предприятие и выводит его на биржу. Думаю, это реальный сценарий и TeliaSonera могла бы его одобрить. Возможен и другой вариант — совмещенный: на биржу выводят 15–20% акций Lattelecon и LMT, остальное выкупает TS или другой инвестор. Если правительство четко скажет, что ему важно развитие рынка капитала, что мы сделали выводы и учли свои ошибки кризисного периода, и предложит такую совмещенную модель, думаю, это устроило бы все стороны. Тем более что TeliaSonera со временем может выкупить оставшиеся акции этих предприятий на бирже, как это произошло в Таллине.
Не скажу, что я в восторге от такого сценария. Но это в какой–то степени судьба маленьких бирж. Мы можем только рассчитывать, что это будет постоянный процесс: одни крупные предприятия будут приходить на биржу, потом серьезные инвесторы будут их выкупать и уводить. Но на их место будут приходить новые.
Про Lido: Кирсонс должен остаться, но он не должен быть один
Как заявил недавно новый член совета Lido Янис Зелменис, через несколько лет, после окончания реструктуризации, не исключен вариант с привлечением капитала через биржу. Интерес будет, считает Ашчукс.
— У Lido продукт широкого потребления, и это всегда интересный объект для инвестиций, — считает представитель биржи. — Другой вопрос, что с этим предприятием нужно сделать. Во–первых, бизнес должен выйти на прибыль. Второе: должна быть история о будущем развитии. Потому что редко когда предприятие приходит на биржу только для того, чтобы акционеры могли продать свои акции и выйти из игры. История успеха это, условно говорят, из серии “дайте мне 10 миллионов, и тогда мы выйдет на российский рынок и будем там продавать сои котлеты!” Кроме того, нужно привести в порядок управление. Особенно на предприятии, у которого до этого были публично известные проблемы в этом плане.
Насколько важен для инвесторов фактор присутствия в бизнесе г–на Кирсонса, если компания выйдет на биржу? По мнению Ашчукса, для биржевого предприятия очень важно, чтобы была обеспечена преемственность в менеджменте. Если ее нет — это риск, который бьет по цене.
— Если я знаю, что раньше Lido своими успехами было обязано Кирсонсу, покупать этот бизнес без присутствия там этого человека довольно некомфортно. Даже если мы понимаем, что и часть проблем Lido тоже была связана с решениями, которые принимал г–н Кирсонс, — говорит Индарс Ашчукс. — Думаю, в целом этот его баланс — скорее со знаком плюс. То, что такое Lido есть и что людям оно нравится, — это, несомненно, заслуга основателя бизнеса.
При этом на бирже считают: главное, чтобы там был не один Кирсонс, а команда управленцев.
— Причем она должна появиться уже сейчас, — говорит Ашчукс. — Если Lido выйдет на биржу со словами “знаете, вот эти пятеро членов правления сейчас уйдут, и вместо них будут новые люди” — это плохой сигнал инвесторам. Так что пусть там будет в команде один лидер, но вокруг него должны быть и другие люди, которые сообща принимают решения. Но и лидер важен. Посмотрите на Apple. Стив Джобс — очень сильный лидер, и если вдруг поступают плохие новости о его проблемах со здоровьем — это даже бьет по цене акций на рынке. Так что в случае с Lido нужен компромисс, золотая середина: Кирсонса в управлении не должно быть слишком много, но его и не должно быть слишком мало. Но где та грань, за которой г–на Кирсонса будет много или мало — это вряд ли кто–то скажет точно.
Пенсионные деньги можно оставить в Латвии
По мнению Ашчукса, недавнее предложение Совета иностранных инвесторов продать через биржу 10–20% акций каждого крупного госпредприятия, чтобы улучшить их управление, — это достаточный объем, чтобы заинтересовать крупных покупателей.
— Определенно нет смысла выводит на биржу пакеты акций менее 10%, — говорит Ашчукс. — Идеальный вариант — 25%, это уже классический хороший фри–флоат. Но в случае таких крупных предприятий, как Lattelecom, и 15–20% — хороший вариант. А в случае Lido, например, котировать на бирже 15% акций — это очень мало.
Мы обсуждали наше видение с Министерством экономики, объясняли выгоды для государства. Ситуация такова, что другой прямой выгоды для государства, кроме получения хорошей цены за госпакет акций, на первый взгляд вроде бы нет. Но эта выгода есть, и через более развитую экономику и рост налогов она скажется через несколько лет.
Кроме того, наши пенсионные фонды сегодня все деньги вкладывают либо в депозит, либо в гособлигации, либо в зарубежные акции. И хотя государство везде рекламирует себя, чтобы привлекать в Латвию иностранные инвестиции, оно в то же время не сделало даже свою “домашнюю работу”: у нас на втором пенсионном уровне более миллиарда евро, и мы не делаем ничего, чтобы эти деньги оставались в латвийской экономике. Я не говорю, что нужно заставить пенсионные фонды вкладывать именно в Латвию, но можно хотя бы дать им такую возможность в случае с акциями крупных госпредприятий.
Про уроки кризиса, или Что объединяет Parex, Kolonna и Lido
Руководство шведского Swedbank недавно заявило, что один из выводов от прошедшего кризиса — это что Латвии нужен развитый рынок капитала. Тогда будет конкуренция с банками за то, кто даст деньги бизнесу, и банки не будут единственным источником финансирования. Наш кризис мог бы быть не таким сильным, если бы тут была сильная биржа? Индарс Ашчукс отвечает: было бы два фактора в плюс, и деньги только один из них.
— Тут два момента, — говорит Ашчукс. — Обычно все думают только о первом моменте — привлечении денег. Это тоже правильно. Но корпоративное управление не менее важно. Биржевые предприятия управляются лучше, потому что они должны выполнять требования. И это не только подготовка квартальных отчетов, аудиты, но и необходимость иметь независимых членов совета, и отделение менеджмента от акционеров. Это позволяет подойти к трудным временам в хорошей форме: в совете должны быть разные профессионалы, которые помогают более качественно строить стратегию развития и которые работают там не потому, что они братья или друзья главного акционера.
В трудные времена эта ценность проявляется. Пример. Все знают три крупных случая корпоративных проблем в Латвии времен кризиса — Parex, Kolonna и Lido. И там ты сразу видишь, что правильного корпоративного управления не было, все решения принимали крупнейшие акционеры, иногда даже один человек. А теперь посмотрим на биржевое предприятие Grindeks: у них независимые члены совета, которые крупными акционерами не являются. Там есть и экономист, и известный химик–фармацевт, и другие эксперты — в итоге разные точки зрения. Несколько умных голов всегда лучше, чем одна. Но в Латвии и у госпредприятий, и у крупных частных компаний структура управления чаще всего, прямо скажу, плохая. Обычная модель принятия решений: как главный решит, так и будет.
Банки не давали никому, и это была проблема
Отметим, что на более развитом шведском биржевом рынке во время кризиса были примеры, когда крупный бизнес привлекал средства именно через рынок капитала. Может ли биржа служить альтернативным источником денег именно в “плохие времена”. Ответ Индара Ашчукса — и да, и нет.
— Получить финансирование через биржу, когда кризис уже начался, — да, возможно, — говорит Ашчукс. — Но понятно, что это не лучший момент. Я точно не хочу сказать, что рынок капитала всегда спасение для всех. Но для некоторых — да. Иногда банки в ситуации кризиса не давали деньги вообще, потому что считали, что они и так выдали много денег в Латвии, а тут еще и риски резко выросли. Но разница в том, что порой в такой ситуации банки не давали денег и хорошим прибыльным предприятиям. И вот тут биржа вполне могла стать альтернативой. При этом все же лучше выйти на биржу в более благоприятные времена — тогда в случае кризиса будет проще привлечь капитал через дополнительную эмиссию новых акций, и это займет несколько месяцев.
Возьмем пример Lido, — продолжает Ашчукс. — Вообще биржа подходит для такого предприятия. Там очень хороший бренд, и велика вероятность лояльных потребителей–акционеров: они купят акции уже потому, что с удовольствием ходят в эту сеть общепита. Тут вопрос в том, когда им было лучше идти на биржу. Это не лучший вариант в ситуации, когда у предприятия уже убытки. Ведь инвесторам нужен сильный рассказ о будущем развитии. Но вот если бы это было сделано раньше…
У Lido еще до кризиса была очень плохая ликвидность, и через биржу ее можно было улучшить. Возможно, предприятие в какой–то момент упустило свои шансы на развитие за рубежом, потому что у него на это не хватало денег. Но эти деньги тогда тоже можно было привлечь через рынок капитала. Да, они выбрали развитие за рубежом по схеме франшизы, но кто знает, было это решение правильным и обдуманным выбором или это был вынужденный шаг из–за нехватки денег. Если верен второй вариант, тогда очень жаль. Жаль, что не захотели развивать и укреплять свой основной бизнес из–за неготовности привлечь новых акционеров.
Хотя, конечно, уже в 2009 году они такую возможность уже упустили. Когда у предприятия убытки, а во всей экономике кризисная ситуация, впервые выходить на публичный рынок капитала — это не решение. Тут хорошую цену не получишь, поздно. Поэтому для Lido был смысл становиться публичным АО и менять структуру управления году эдак в 2005–м. Там и сегодня есть направления, которые приносят прибыль и выглядят “здоровыми”, и есть те, что несут убытки. И лучшее управление, а также давление со стороны инвесторов — все это вынудило бы эти вопросы привести в порядок и быстрее закрыть то, что не несет прибыли.
Но главный плюс биржевого предприятия все же в том, что такой бизнес изначально готов к кризису гораздо лучше, за счет более качественного управления.
“Не хочется верить, что дело в менталитете…”
По мнению Ашчукса, правильное мышление с точки зрения бизнеса таково: если я еще не перекредитован и банк дает деньги, не пугая “красными линиями” — вполне нормально эти деньги брать. А вот если банк финансирование уже не дает — тогда нужно привлекать капитал. И тут почему–то мы все видели много других случаев: бизнес полностью продавался какому–то крупному стратегическому инвестору.
— Я не понимаю, в чем тут проблема — в менталитете, или в чем–то еще, — говорит член правления Nasdaq OMX Riga. — Почему многие бизнесмены сперва предпочитают расти медленно и почти не развиваться в Балтии, лишь бы не делиться ни с кем акциями, а потом уже вроде готовы впустить внутрь новых акционеров, но предпочитают продать весь свой недоразвитый бизнес целиком и получить за него свои пару миллионов? За десять лет работы на бирже я, честно говоря, так и не нашел ответа на вопрос. Это то, что отличает Латвию от Литвы и Эстонии. Там мы чаще видим другие истории: бизнесмен решает, что на домашнем рынке он уже вырос и пора идти в Латвию и Литву, и берет на бирже деньги, чтобы купить отраслевиков на соседних рынках. Там это нормально, у нас же мы такой тенденции не видим вообще.
Да, есть популярный ответ: мол, у нас менталитет такой, что лучше я будут владельцем маленькой фирмы, но на 100% своей, чем совладельцем чего–то крупного. Но такой ответ принимать не хочется, даже если порой кажется, что он справедлив. Потому что побороть менталитет почти невозможно. Тут трудно кого–то упрекать — никто не хочет быть первой подопытной морской свинкой. Хотя именно вариант привлечения средств через биржу, в отличие от фондов, наиболее щадящий с точки зрения версии о латвийском менталитете: финансовые инвесторы в управление бизнесом ведь не лезут — им только нужно, чтобы предприятие честно относилось ко всем акционерам, в том числе к маленьким. О потере контроля за бизнесом тут речи не идет. Поэтому я надеюсь, что есть какие–то другие ответы: возможно, просто и мы, и банки, и журналисты до конца не сделали свою работу и посчитали эту тему не слишком актуальной.
Пример airBaltic: государство — не лучший акционер
— Есть страны, в которых капитализация биржи — более 100% от ВВП. У нас — менее 10%. И если бы этот показатель составлял 30–50% от ВВП — у нас был бы очень развитый рынок капитала, — говорит Индарс Ашчукс о потенциале роста. — Это значит, что нам на бирже нужны новые предприятия с капитализацией в 5–7 миллиардов латов. И если бы тут были Latvenergo, Lattelecom, аэропорт Рига, такие частные компании, как Elko, всего 10–20 таких предприятий — рынок капитала был бы здоровым.
Если говорить о ближайших перспективах… В Латвии есть плюс–минус четыре крупных инвестиционных банка, и каждый из них говорит, что у них есть одно–два предприятия, которые могут выйти на биржу, и думают об этом. Это именно бизнес из частного сектора. Если в течение года на рынок выйдут три компании — было бы очень хорошо. Что до госпредприятий — из них к этому шагу готовы только Lattelecom и LMT. Другие, если и придут, то точно не скоро.
Скажем, очень противоречивый пример — airBaltic. Для меня как для жителя Латвии это та редкая компания, которой можно гордиться: если я по работе лечу за рубеж, то всегда сажусь на прямой рейс из Риги, в то время как коллеги из Вильнюса и Таллина летят с пересадками через Мюнхен или через ту же Ригу. Предприятие развивается, стратегия есть, бренд есть — супер. Но как оно управляется? Постоянные споры, конфликты между бизнесом и министрами, авиакомпания и аэропорт грозятся судиться. А теперь еще и заявления о возможном банкротстве! Тут трудно думать о привлечении инвесторов: конфликты идут постоянно, достоверной информации нет… Тут правительству еще предстоит сделать элементарные вещи, чтобы можно было думать о продаже бизнеса. Но пока четко видно одно: судя по качеству управления в airBaltic, государство — не лучший акционер.
27 июня 2011 («Деловые Вести» № 25)
