Кто будет контролировать бизнес Olainfarm, и почему Ирине Малыгиной важны отношения с миноритариями и цена акций на бирже, — об этом в интервью с Салвисом Лапиньшем, советником правления OLF.
Месяц назад вы говорили о конфликтующих сторонах Olainfarm: неясно, кто там хороший, а кто плохой. Судя по тому, что на недавнем вебинаре Olainfarm вы были вместе с Ириной Малыгиной, – ясность уже появилась?
Да, тот вопрос ты мне задавал вскоре после акционерного собрания 4 сентября, на котором поменялся совет, — и тогда еще никто не понимал, что происходит. Я бы и сейчас не стал говорить в категориях «хороший – плохой», но ты знаешь мою любовь к внятному и открытому корпоративному управлению. Если сравнивать одну команду и другую, их конкретные шаги, то это просто небо и земля. Это видно по тому, относятся ли они к Olainfarm как к карманной компании, за счет которой можно все свои нужды удовлетворить, или как к отдельному активу. По целому ряду показателей я для себя сделал вывод, что это совсем разные отношения и действия. Разница колоссальная.
С одной стороны, правда видно, что новый совет делает многое для улучшения investor relations. С другой стороны, послушав запись разговора, где г-н Криекис предлагает забрать акции младшей дочери за 1000 евро – у меня это не вызывает уверенности, что люди заботятся о прозрачном корпоративном управлении. У вас в связи с этим нет сомнений?
Есть. Я тоже смотрел передачи по ТВ, где это было. Очень похоже что, по скольку публиковали не весь разговор целиком, то прозвучавшее немного вырванно из контекста, но тем не менее, не буду даже стараться оправдывать сказанное в том разговоре. Но я учитываю, что Мартиньш Криекис кроме того, что являются членом совета, еще представляет интересы вдовы Малыгина.
Нет ли ощущения, что попытки улучшить отношения с миноритариями – возобновление вебинаров, внятные комментарии, обещания разработать дивидендную политику, приглашение Айнара Озолса, и т д, — это все делается, потому что одной из сторон нужна поддержка миноритариев? Этакий Ленин на штыках латышских стрелков пытается удержать власть.
В чужую голову не залезешь. В то же время расстановка сил среди акционеров… Насколько понимаю, и без миноритариев там голосов хватит. Тем более, что вебинары, привлечение меня, Озолса – это все тоже чего-то стоит финансово. Сейчас поедем на road show, как мы это делали каждую осень – это тоже затраты, и Ирина Малыгина с новым советом на это идут. Хотя, процентов голосов на собрании им в любом случае хватает. Не думаю, что объяснение — в желании удержать власть.
Уточним про голоса: Ирина Малыгина – член правления SIA Olmafarm, которая владеет 42% Olainfarm. Этой долей на акционерке OLF голосует руководитель SIA Olmafarm?
Конечно, голосует так, как решит руководитель компании, — сам лично, или выдав кому-то доверенность на представление интересов Olmafarm.
На вебинаре вы упомянули, что в уставе SIA Olmafarm записано: для смены члена правления нужно 75% голосов. То есть, без согласия Ирины ее с поста убрать нельзя.
Да. Сам я устав не видел, но так мне говорили несколько знающих людей.
Перейдем к AS Olainfarm. На вебинаре вы сказали, что идут переговоры о покупке западной компании, и предполагаемая сумма сделки может быть менее 2 миллионов евро. Судя по цене, по размеру это что-то вроде белорусского «Биотест» – то есть бизнес там мизерный.
Понятно, что это компания гораздо меньше нашего Tonus Elast. То, что на самом деле покупается – выход в рынок. Есть в нескольких европейских странах замечательная система сертификации эластичных компрессионных изделий, которую проводят сами отраслевики – местные ассоциации производителей. Как показывает практика, такие сертификаты получают считанные единицы из не местных компаний. Поэтому тут речь о покупке билета для Tonus Elast на конкретные рынки.
Это Германия?
Пока без деталей. Подобная или схожая система работает почти во всех больших европейских странах: Германии, Франции, Испании. Британии…
Если Tonus Elast – это, грубо, 10-11 млн евро оборота, то сколько может дать такой входной билет?
Это мы пока считаем. Позиций у Tonus Elast много, — и компрессии, и для беременных, и белье, чего только нет. Хочется по каждой позиции понять шансы на западных рынках. Поэтому не буду пока называть цифры. Но та компания, о которой мы говорим, — там специфика производства немного другая: они в основном работают под заказ конкретного клиента, под конкретный размер. Поэтому их инфраструктура маркетинга и сбыта построена несколько иначе.
Они прибыльные?
Да, конечно.
Главные надежды миноритариев OLF были связаны с покупкой крупной компании на западе, и такие переговоры еще год назад велись. Сейчас ничего такого в процессе нет?
По большим покупкам переговоров сейчас нет. Раньше мы говорили о потенциальных сделках на сумму 20-50 миллионов, и это было бы большое стратегические решение, которое могло бы повлечь за собой в том числе новую эмиссию акций. Но для такого шага в первую очередь нужны более спокойные времена внутри компании. Сейчас, в нынешней ситуации, был бы большой вопрос – захочет ли кто-то такую сделку финансировать. А если финансировать через эмиссию акций – то по каким ценам? Сегодняшним? Это было бы слишком сильное разбавление структуры акционеров. Концептуально вопрос крупных приобретений с повестки дня, наверное, не снят. Но мы ожидаем более стабильных времен, чтобы к нему вернуться.
Говоря о цене акций OLF на бирже – насколько этот вопрос главных акционеров интересует, и какую цену они хотят видеть?
Тех акционеров, с которыми я общаюсь, и тот совет, который сегодня же есть – их цена акций волнует. В качестве точки отсчета они рассматривают плюс-минус время смерти Валерия Малыгина. Ведь финансовые показатели за это время не изменились. Если цены вернутся на тот уровень, можно будет говорить, что управленчекий кризис полностью преодолен.
Перед смертью Малыгина (9 декабря) акции стоили около 9 евро. Но за неделю до этого был опубликован слабый квартальный отчет, плюс вы тогда ушли из OLF, и сообщил о продаже части акций — и цена еще незадолго до смерти Малыгина упала с 10 до 9 евро. Какой уровень считаем целевым – 9 или 10 евро?
Поскольку Салвис сейчас здесь… (пауза). Впрочем, точка отсчета в 9 или 10 евро – не думаю, что это принципиальная разница, сравнивая с нынешней ценой.
По поводу идеи развивать в OLF ветеринарное направление. Действительно, как говорил новый совет, у многих лидеров big pharma это сегмент есть – у того же Bayer это порядка 15% от общего оборота. Но возникает вопрос, насколько это достижимо для Olainfarm: не помню, чтобы покойный Малыгин что-то такое планировал – хотя кто лучше его в компании знал свою отрасль…
Все-таки Валерий не был специалист по ветеринарным лекарствам. Но учитывая, что у нас есть производство многих активных веществ, которые в том числе широко используются в ветеринарном сегменте – совет решил, что эту тему стоит исследовать на предмет регистрации, каналов сбыта… Половина этой темы – производство субстанций – у нас уже есть. Сейчас идет изучения объемов рынка по данным продуктам, сложности регистрации, нужны ли исследования на животных, если да, то в каком объеме.
Это не выглядит так, что два члена совета сели, и вечерком «набрейнстормили» — а давай зайдем в ветеринарный сектор!
Как именно они дошли до идеи, я не знаю. Но, согласись, рассмотреть эту тему смысл есть. Она реально рядом. Есть примеры, когда похожего рода компании делают часть оборота в этом секторе, и многие человеческие лекарства делаются и в версии для животных.
Да, писали, что та же субстанция «Милдроната» изначально создавалась для ускорения роста сельскохозяйственных животных.
Этого не знал. Но возвращаясь к общей теме – есть смысл ее изучить, тут ничего плохого или глупого нет. А то что Малыгин об этом не думал – это объяснимо, он всю жизнь был в человеческой фармацевтике.
Есть ли у наследниц сложности с финансированием для выплаты доли экс-супруги Элины Малыгиной?
Это вообще не мой вопрос, это их отношения. Мне даже неудобно интересоваться.
Миноритариям это важно, ведь сами раньше говорили, что главный гипотетический источник выплат – либо дивиденды OLF, либо через связанные займы от компании своим крупнейшим акционерам.
У наследниц есть достаточные активы, которые можно заложить. Или какие-то доли продать.
Пойти против последней воли покойного, который завещал не продавать акции в течение 5 лет?
Ну, тогда заложить. У дочерей уже только напрямую есть примерно по 1 млн акций OLF, и даже при нынешних ценах это по 6 млн евро. Но. Опять-таки, это не есть проблема OLF.
Если OLF возьмет займ в банке, и выдаст его наследницам, — а раньше Валерий Малыгин уже одалживал у предприятия миллионы, — это будет проблема OLF, — следовательно, и проблема миноритариев.
В той ситуации, при прежнем совете, я не зря об этом сценарии говорил. Думаю, теперь этого не будет. Таким шагом все те добрые начиная в плане прозрачности и корпоративного управления – все это было бы помножено на ноль. Но Ирина Малыгина говорит, что задача завода в первую очередь – блюсти интересы завода. Судя по всему, она все прекрасно понимает. Хотя, 100-процентно говорить, как и что будет, не берется никто.
То, что Ирину Малыгину и новый совет волнует цена акций на бирже – это скорее эмоционально, или есть какие-то серьезные причины, по которым цена важна?
Наверное, на данном этапе это больше эмоционально. Я не знаю ни о каких соглашениях, где присутствовала бы цена акций. Если Ирина серьезно настроена на продолжение дела отца, то цена акций – всем понятная точка отсчета, индикатор. И этот эмоциональный фактор не стоит сбрасывать со счетов.
На вебинаре вы сказали, что в OLF разрабатывается дивидендная политика, и что компания могла бы платить акционерам 3-4 млн евро в год.
Есть единогласное понимание, что дивиденды должны выплачивать каждый год, если не случится какой-то неожиданной катастрофы на рынках. И компания, как показывает опыт последних лет, может выплачивать без стресса 3-4 млн евро в год. При данной ситуации в бизнесе это вполне жизнеспособный уровень.
После налогов – примерно около 20 центов на акцию.
Примерно так. 3% доходности при сегодняшней цене. Нормально.
Это ведь не первая попытка OLF сформулировать дивидендную политику, но в итоге установки — сколько платить – менялись каждые пару лет. Что будет иначе теперь?
Сейчас ситуация другая. Есть меньше стабильности, и есть больше мотивации делать шаги, чтобы к этой стабильность придти. Хорошая и понятная дивидендная политика – один из пунктов, быстрых шагов, который бы помог. Но на мой взгляд, даже при внятной дивидендной политике ее стоило бы не записать кровью на веки вечные. Например, у нас бывают госпрограммы, когда если предприятие инвестирует большую сумму денег в развитие, – оно получает налоговые льготы. Нельзя исключить, что похожие возможности будут появляться и в будущем. На этот случай хотелось бы оставить лазейку. Но такие варианты должны быть абсолютно понятны, — мол, в этом году не платим, потому что вот вкладывает десятки миллионов туда, получаем льготы, и т д.
В последнем интервью журналу Kapitāls члены совета OLF сказали, что кто-то из ваших российских партнеров скоро станет частью крупной бизнес-структуры, и тогда для OLF откроется доступ в еще 10 000 российских аптек. Можно подробней?
Я догадываюсь, о каком партнере идет речь, но я не был на тех встречах, поэтому подробностей не знаю.
Еще члены словета рассказали, что на встречах с партнерами в Москве была достигнута договоренность о значительном сокращении дебиторской задолженности партнеров OLF.
Да, тут я в курсе. Есть у нас несколько российских дебиторов, которые, пользуясь моментом нестабильности в OLF, начали немного задерживать оплату. Мол, сейчас спешить совсем не обязательно. Платили, но попозже. Соответственно, люди из совета и правления ездили к ключевым партнерам, и напомнили, что мы есть, мы стабильны, мы работаем, поводов задерживать платежи нет.
Еще говорилось о планах покупки аптек не только в Латвии, но и в Беларуси, где у «Биотест» сейчас 4 аптеки. Подробнее можно? Хотите там строить сеть?
Я был сказал, этот вопрос похож на ситуацию в ветеринарии, — об этом можно думать. У нас в Беларуси 4 аптеки, которые принадлежат «Биотест». Все прибыльные. Сейчас задача – разобраться: может их выгодно продать, и не распыляться? — или мы хотим их наращивать? — или пусть живут, как живут? Мы там в этом бизнесе уже находимся, и стоит посмотреть, есть ли там перспектива, или нет.
В Беларуси главное избежать валютного риска. Беда начинается, когда ты импортируешь за валюту, и продаешь за белорусские рубли – а в промежутке случается девальвация.
Мне казалось, беда по-беларусски – это если «батька» с журналистами заходит в аптеку, и говорит: «А что это у вас для народа лекарства такие дорогие? Ну ка снизили цены на 20%!»
Да, тем более что такое вроде бывало. Эти факторы, конечно, надо учитывать при принятии любого решения об инвестировании туда.
И вопрос о вас. Будучи советником правления по финансовым вопросам, но не входя в правление OLF, как раньше, — нет риска, что начнете отдаляться, выпадать из внутренней оперативной деятельности, и не сможете детально отвечать на вопросы инвесторов? Вы ведь сейчас скорее «свободный агент»?
И да, и нет. Что поменялось – я меньше нахожусь на заводе с 8 утра до 5 вечера, а больше тогда, когда есть необходимость. Но два дня из трех я точно там, так же общаюсь с коллегами, партнерами. Если начну выпадать – я это почувствую. Пока такого ощущения нет.
Советник правления – это новое название вашей постоянной работы, или постоянную работу вы ищете?
Я там есть. У меня с OLF есть бессрочный договор. Я там буду присутствовать в обозримом будущем точно. Но у меня теперь есть немного больше возможностей по времени. Мой статус позволяет заниматься побочными проектами. Ищу ли постоянную работу? Нет, работу с 9 до 5 не ищу. Интересно ли мне участие где-то еще на проектном уровне? Да, и такие проекты у меня есть.
