
Если хочешь заработать быстрые деньги – езжай в Лас-Вегас
Чем лучше ты рассказываешь инвесторам о своем бизнесе и рисках – тем лучше сам их понимаешь. И тем меньше шансов, что в случае кризиса банки решатся тебя «утопить». Такую взаимосвязь в интервью Naudaslietas выводит американец Джефри Мазулло – известный международный эксперт по фондовым рынкам, который уже 14 лет как оценивает не только мировые, но и балтийские биржевые компании.
Не уровень Nike и Adidas
— Cитуацию на рижской бирже вы начали комментировать еще в 2001 году. Помните первые впечатления?
Впервые я приехал в Ригу в 2000 году – тогда я работал директором европейской программы Партнерства финансовой стабильности (Partners for Financial Stability). И уже тогда руководство рижской биржи понимало, что развитие investor relations (IR) – это важная тема для Латвии.
Руководство биржи тогда сказало: мы идем в ЕС, но наша финансовая инфраструктура – неконкурентоспособна, а наши компании – далеки от европейского уровня по качеству финансовой отчетности и public relations. А о том, что такое investor relations, тут тогда не только не думали, но даже не понимали, что это такое. Такова была ситуация 14 лет назад.
— И в чем заключалась ваша работа здесь?
В 2001 году мы начали исследование «Investor relations online». Смотрели на 10 крупнейших биржевых компаний в Балтии, а также ведущих игроков в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии и Словении. Каждые полгода проверяли их по ряду критериев, насколько хорошо они рассказывают о себе инвесторам в интернете. Простые вопросы. Есть ли у компании сайт? Только на местном языке, или также и на английском? Есть ли на сайте раздел IR? Есть ли данные о цене их акций?
Если отмотать на 14 лет назад, то примерно у 80% компаний были сайты на местном языке, и только у 70% — с версией на английском, которая в большинстве случаев ограничивалась краткой базовой информацией. А о цене своих акций сообщала хорошо если каждая пятая компания. Вобщем, тогда крупнейшие в Балтии игроки не выглядели, как публичные биржевые компании. И это объяснимо: мы знаем, как большинство оказалось на местной бирже. Не потому, что они этого хотели сами. Это было в результате приватизации.
— В чем был смысл исследования?
Точно не в том, чтобы сказать местным компаниям, что по сравнению с Nike или Adidas они слабаки. Нет, мы изначально понимали, каков местный уровень. А насчет смысла – мы хотели изучать, как будет меняться ситуация в будущем. И мы делали это на протяжении 10 лет, каждые 6 месяцев.
Думаю, отчасти благодаря этому опыту в 2006 году меня пригласили возглавить жюри Baltic Market Awards (BMA), где оценивались investor relations на балтийском уровне. Сперва нужно было создать систему – по каким критериям оценивать. Я ездил в Лондон, изучал британскую IR Award, встречался с редакторами специализированных IR журналов, с лондонской биржей, с участниками рынка. Потом изучал критерии аналогичных наград на биржах в Хельсинки, Копенгагене – в более близких к Балтии странах.
То есть, это был органический процесс, мы не просто искуственно перенесли западные правила в Балтию. И в итоге конкурс BMA – это не просто ощущения на тему «кто лучше», это анализ около 120 критериев. И это хороший способ узнать, в каких балтийских компаниях – лучшая практика IR, чтобы наградить эти лучшие примеры.
— Насколько изменился местный бизнес с 2006 года, когда биржа впервые провела конкурс BMA?
Каждый год мы подсчитываем, на сколько процентов улучшилась ситуация – и в целом в Балтии, и в каждой республике. Иногда за год ситуация улучшалась на 6-7%. А в прошлом году было маленькое – на 2% – падение. Но не потому, что ситуация стала хуже – просто мы существенно повысили планку требований.
Почему Grindeks (не) лучше Olainfarm
— Я не раз слышал критику в сторону BMA. Например, в 2013 году компания Grindeks заняла высокое 4 место в номинации «Лучшие отношения с инвесторами в Балтии». Однако на тот момент регулятор уже подозревал главных акционеров Grindeks в том, что они обманывали инвесторов – согласованно контролировали больше половины капитала предприятия, не объявив при этом обязательный по закону откуп акций у миноритарных акционеров. В ноябре 2014 года регулятор вынес вердикт: крупнейшие акционеры Grindeks действительно нарушили закон. Многие эксперты, брокеры и инвесторы удивлялись, как такой компании можно давать 4-место за лучшие investor relations.
Тут нужно понять: эта награда – именно за investor relations, за то, как компания раскрывает информацию о своем бизнесе. А то, о чем говорите вы – это уже сфера corporate governance, корпоративного управления. Кстати, его оценивает другая организация – Baltic Institute of Corporate Governance. Но мы не регулятор. Более того, мы не можем оценивать компании за corporate governance – у нас нет такого аналитического ресурса, и это не наша цель.
— Получается, компания, в которой, по мнению регулятора, обманывают миноритарных акционеров, и где большие проблемы с corporate governance – вполне может получать от биржи награды за investor relations?
Именно так. Но, знаете, многое меняется. И часть информации, которая в этом конкретном случае c Grindeks выплыла наружу, стала публично известной уже после награждения. Хотя, опять же: раскрытие информации — это раскрытие информации, а поведение акционеров – это поведение акционеров.
При этом в мире бывали и более серьезные скандалы. Например, в Индии был громкий скандал, когда известная биржевая компания получала призы именно за лучший corporate governance – но всего спустя год руководство той компании, большая часть которой принадлежит одной семье, село в тюрьму. Оказалось, что члены семьи оформляли фиктивных работников, и выводили таким образом деньги из бизнеса. Это была громкая история. Но это говорит не о качестве всей системы награждений, а о том, что проблемы случаются везде.
— Значит, теоретически в этом году компании с плохим уровнем corporate governance могут снова получить призы за investor relations?
Теоретически – да, это так.
— Тогда вопрос о том, за что награждается бизнес в BMA – о раскрытии информации. Любой инвестор скажет, что у Olainfarm тут дела обстоят лучше: есть и вебинары, и емемесячные отчеты о продажах, и постоянно доступный член правления, общающийся с инвесторами напрямую. А у Grindeks – ни вебинаров, ни ежемесячных ответов, ни члена правления, доступного для инвесторов. Однако по мнению оценочного комитета BMA, у Grindeks в Балтии – 4 место, а у Олайнфарм – 16-е. Не странно?
Каждая компания раз в год встречается с работниками биржи, где обсуждался каждый пункт, который мы анализируем. И если бы Olainfarm не был удовлетворен результатами, они бы об этом сказали. Критерии очень прозрачные, мы их не скрываем.
— Значит, ваши критерии не совпадают с теми, которые реально важны для инвесторов. Например, мне как инвестору не важно, есть ли на сайте Grindeks видео-обращение главы компании, где не рассказывается ничего приниципиально нового – но, по вашим критериям, это дает плюс к оценке.
Думаю, нам все же удалось создать систему без искуственных критериев. Мы анализирвали международный опыт, и на это ушли годы. И если бы эти моменты не были важны, или были легко выполнимы – каждая компания легко выполнила их на 100%. Но такого нет. Значит, это не ерунда.
Конечно, если биржевые компании не хотят быть прозрачными – пусть уходят с биржи, и становятся просто частными фирмами. Но я бы советовал им повышать свой уровень, и улучшать практику investor relations. Это дает свои выгоды. И это не просто слова, а результаты иследований, которые проводились за последние 20 лет.
Выключить в офисе свет – это проблема на год
— Что за выгоды?
Во-первых, если у предприятия хорошее корпоративное управление и отношения с инвесторами – это означает положительную корреляцию с ценой акций. Во-вторых, такие компании могут привлекать финансирование по более привлекательным ставкам. Чем меньше волатильность акций компании, и чем лучше корпоративный имидж – тем охотней банкиры дадут кредит. А биржевые инвесторы охотней доверят свои деньги в случае эмиссии акций.
Конечно, все это можно понять и просто исходя из здравого смысла. Но уже есть и научные исследования. Одно такое было опубликовано в сентябре, его проводили в Оксфорде. Там оценивали 200 эмитентов по всему миру, и доказали эту взяимосвязь.
Кроме того, это важно с точки зрения качества менеджмента. Компания должна думать об этом не только чтобы понравиться инвесторам, но и для себя. Потому что чем лучше ты организован, чем лучше оцениваешь риски, оптимизируешь расходы – тем выгоднее для бизнеса.
— 3 главные совета для руководства компаний в сфере IR.
Первое. Внутренняя коммуникация должна идти впереди внешней. Было множество случаев, когда компания заявляла о чем то, а потом оказывалось, что даже в руководстве на этот счет не было единого мнения. Поэтому, во-первых, внутри компании должно быть видение, куда она идет – сначала обсуждайте, спорьте, ищите консенсус, – и потом с ним выходите к миру.
Второе. Руководство должно понять, что раскрытие информации о бизнесе – это важно по ряду причин. Это не просто информирование инвесторов – это помогает вам самим лучше увидеть бизнес-возможности, которых, возможно, не видят другие игроки. Потому что они менее организованы, и в своем жизненном цикле просто «прыгают от кризиса к кризису», – а это не лучший вариант.
Например, Дания к 2050 году планирует довести долю возобновляемой энергии до 100%. И они действительно могут этого добиться, потому что они организованно идут к этой цели каждый год. Пока другие страны спорят, сколько это будет стоить. То же и с investor relations: у вас есть инвесторы, и с ними нужно коммуницировать – начинайте делать это ради вашего собственного конкурентного преимущества, а не считайте, сколько это будет стоить. Кстати, это стоит затрат времени и внимания, но не больших денег.
И третье. Знайте о том, что в компании было вчера, что есть сегодня, и что будет завтра. Что было во время кризиса, что было после, какова стратегия роста, какие стратегические цели, насколько они достигаются, какие риски есть, и как вы их нейтрализуете, — ответы на эти вопросы должны быть и у инвесторов, и у самого менеджмента. Поэтому нужен хороший упорядоченный архив данных. Но посмотрите на многие сайты местных компаний, и попробуйте найти там информацию о том, что было несколько лет назад. То что вы там увидите – это ка-та-стро-фа.
— 3 совета компаниям, с точки зрения их оценки инвесторами.
Это естественные моменты, которые важны для инвесторов. Первое – сокращение издержек, и поиск возможностей для иноваций. Лет 5 назад я был на конференции, где обсуждалась тема социально ответственных инвестиций – в частности, в банковском секторе. Представители одного банка ответили, что у них работает программа использования переработанной бумаги, и снижения бумажного документооборота. Мол, это спасение лесов, забота об окружающей среде, и так далее. В другом банке рассказывали о том, как у них работает программа утилизации старой офисной техники.
А в третьем банке рассказали веселую историю, когда банковскому пресс-секретарю в воскресенье вечером звонит председатель правления, и говорит: «Срочно включай телевизор, по ВВС говорят про нас!» А там в сюжете показывают, как неэффективно в Лондоне тратится электричество – и показывает все офисы крупнейших банков, как в них всю ночь горит свет. Глава банка говорит пресс-секретарю, чтобы тот завтра же разослал сообщение всем сотрудникам: чтобы уходя с работы выключали свет.
Так вот, мораль этой истории такова: чтобы добиться такого поведения работников и снизить расходы на электричество, у банка ушел целый год! Потому что люди привыкли делать так, а не иначе, они забывают, извиняются, а потом еще оправдываются – мол, это уборщицы вечером приходят и включают свет. Тут требуются серьезные изменения в поведении – а это трудно. Но об этом руководству нужно думать постоянно, как о части бизнес-процессов. Поэтому, повторюсь – всегда ищите возможности для сокращения издержек.
Второе. Риск менеджмент. Возьмем нынешнюю геополитическую ситуацию. Украина, Россия, Северная Африка, Средний Восток, США… Мы видим изменения климата, социальные проблемы. 15 лет назад люди сказали бы, что это не финансовые проблемы. Но уже 10 лет назад эти проблемы стали называвать «экстра-финансовыми», и их стоит держать в голове, причем в разделе первоочередных рисков.
И третье – инновации. Например, Дания – инновационная экономика, потому что они занимаются этим постоянно, а не говорят: ну, теперь мы сделали это, можно спокойно жить дальше. Причем инновации должны быть везде, а не только в тех отраслях, о которых традиционно пишут в газетах. Даже если это небольшой бизнес — улучшайте ваши бизнес-процессы, операционную эффективность, это даст вам внутренние выгоды – и в том числе более легкий путь к финансированию.
Нетрадиционная защита от банкиров
— В последние годы новые варианты IR – это вебинары, где руководство через интернет рассказывает о результатах и отвечает на вопросы инвесторов, а также ежемесячные оперативные отчеты о продажах. Что в общении с инвсторами еще можно применить из того, что практикуется в западных странах?
Это хорошие примеры. Правда, пока это делают лишь несколько компаний в Балтии, так что расти есть куда. Конечно, тут важна структура акционеров: некоторые компании считают, что им нет особого смысла публиковать такие данные. Но я бы ответил им, что это может быть важно не только с точки зрения нынешних акционеров, но и для будущих потенциальных инвесторов. Возможно, в будущем вам может понадобиться новый капитал, эмиссия акций.
Есть много разных вариантов, что еще можно сделать – это форматы «День инвестора» (Investor day), «Открытый дом» (Open house), те же вебинары. Все это не требует особых денежных расходов, это требует лишь временных затрат.
— Что такое «День инвестора» и «Открытый дом»?
Компании, которые что-то производят, могут пригласить к себе на производство медиа, возможно, и местных жителей – и показать, как создается их продукт от начала до конца. Это скорее относится к PR-активности. То же самое, но для инвесторов – это та же демонстрация производства, но с рассказами о финансовых результатах. Это и есть «Открытый дом». А «День инвестора» – это все перечисленное, но с докладами и презентациями от исполнительного или финансового директоров компании, – кстати, хороший вариант, как попасть на радар инвестиционных фондов и частных инвесторов. Это не просто PR, это уже и IR. Все эти форматы довольно редко используются в Балтии.
— А, скажем, в Швеции – намного чаще?
Да, потому что в Швеции более высокие требования к IR от инвестиционного сообщества. Кроме того, там бизнес видит в этом свою выгоду, они видят конкуренцию за привлечение капитала. Еще сказывается то, что там сильны разные типы профессиональных объединений. Не только обычные – финансистов, журналистов, инвесторов, но и, например, европейские ассоциации социально ответственных инвесторов.
Этот тип инвесторов желает знать о компании все – и задают вопросы в том числе о сети поставщиков, и есть ли у компании свой кодекс корпоративной этики. И если ты не имеешь ответы на эти вопросы – тебя для них не существует. Поэтому крупные компании в Скандинавии, Германии, Франции занимаются всем этим – это уже вопрос их репутации в глазах наиболее требовательных инвесторов.
— Можно ли сказать, что развитая биржа делает экономику и бизнес более сильными и стабильными?
С одной стороны, да, это здравый смысл. С другой – аналитики везде хотят видеть, чтобы то ли иное утверждение доказывалось конкретными цифрами. Гарвардская школа бизнеса в прошлом году опубликовало исследование о связи корпоративной социальной ответственности и стоимости капитала. И они подтвердили, что взаимосвязь есть. Если компания имеет хорошую корпоративную репутацию, и избегает внутренних и внешних скандалов – банки будут более дружественны в предоставлении финансирования.
Кроме того, более тщательная оценка бизнес-рисков менеджментом и аналитиками – это плюс и для самого бизнеса, и для тех, кто его финансирует. Наконец, в тяжелых кризисных ситуациях банкиры не заинтересованы «топить» такой бизнес через процедуру неплатежеспособности, – потому что речь уже идет не о малоизвестной фирме, а об известном социально ответственном предприятии. Но исследованяи показывают, что эта выгода появляется не сразу, а в долгосрочной перспективе. Если хочешь заработать быстрые деньги – езжай в Лас-Вегас.
Люди должны понимать, что будет, если акции упадут
— Государству до сих пор принадлежат доли в Lattelecom, LMT, airBaltic, Latvenergo. Советовали бы вы латвийскому правительству выводить их на биржу?
(задумывается). Несмотря на то, что я американец, я не являюсь 100-процентным противником госкапитала. Потому что всегда есть позитивные примеры, и есть негативные .
Посмотрим на VolksWagen в Германии – это крупный работодатель, и благодаря своей истории, и благодаря эффекту местной экономики, и местное правительство там – крупнейший акционер. И я не могу сказать, что это фундаментально неправильно. Или Италия: вспомните все модные бренды, а также производителей продуктов, вина, – большинство окажется семейным бизнесом. Инвестиционные банкиры скажут, что это не эффективная модель, и что все эти Armani, Zegna, Fratelli должны пойти на биржу. Но семьи этого не хотят.
Или взять историю приватизации Deutche Telecom – там ведь было сильное давление в сторону приватизации. Но после этого акции компании много лет падали в цене. Так что каждый конкретный случай нужно оценивать отдельно. Если бы был простой ответ на все случаи – мы бы давно жили в раю, не правда ли?
Многое зависит и от специфики страны. В Индии много семейных предпприятий. В Японии структура собственников совсем особенная: традиционно там сильно финансово-индустриальные группы, где есть банк, который владеет акциями ряда компаний, а эти компании владеют акциями друг-друга, поэтому там не так много миноритарных акционеров. И это сказывается на системах управления качеством японских компаний, потому что там в бизнесе в основном долгосрочные инвесторы, которые понимают, что от затрат на систему качества они долгосрочно выиграют. Так что ситуации могут быть очень разными.
— Сейчас вы не противоречите сказанному ранее, что по данным исследований, биржевые компании с высоким качеством IR и CG создают более сильную бизнес-среду?
На первый взгляд – да, но, опять же, смотрите на специфику. Например, в Италии сильны семейные компании, и банки их охотно финансируют. В Японии у корпораций есть долгосрочные отношения с одним банком, который при этом является и их акционером. В США такое не было бы возможно, потому что там есть запреты на конфликт интересов.
Поэтому никакое одно решение не годится для всех. И даже если здравый смысл говорит, что это хорошо, найдется масса примеров, когда другие модели тоже работают хорошо. Или когда вроде бы хорошая модель работает плохо – вспомните ту же Исландию, где было четыре банка с активами в 10-12 раз больше, чем ВВП страны, потому что они активно привлекали зарубежные депозиты. И никто это не регулировал, так как не видел угрозы. И посмотрите, какие были последствия.
— Вобщем, рекомендаций для Латвии – выводить госкомпании на биржу или нет, — вы не даете.
Мой совет – оценивайте все альтернативные аспекты. Например, было много исследований о связи кризиса на Уоллстрите с финансовым кризисом в 1929 году, когда началась «Великая депрессия». А дело было в том, что в 20-х годах многие инвесторы работали с «кредитнным плечом»: брали деньги у банков, и вкладывали их в акции, которые росли в цене. То есть кредиты брали не для вложений в реальную экономику, а для спекуляций. В итоге случился эффект домино.
То же самое случилось с кредитами суб-прайм в 2008-м: люди покупали один дом, закладывали его, брали кредит на второй, третий, пока все не посыпалось. И это тоже надо учитывать: если средний житель, у которого нет больших накоплений и доходов, берет кредит чтобы поучастсовать в приватизации госкомпаний, акции которых потом дешевеют, – будет много негативных последствий. Поэтому мой совет – концентрироваться на хорошем управлении бизнесом, обеспечить независимую аналитику, предотвращать инсайдерскую торговлю, и в случае приватизации — информировать общество не только о возможных выгодах покупки акций госкомпаний, но и о рисках.
Например, в поздние 90-е годы, когда западные банки скупали финансовые учреждения в центральной и востояной Европе, и начинали там выдавать ипотечные кредиты, г-н Бальцерович, тогдашний глава Центробанка Польши, был настроен очень жестко. Он сказал: если средний поляк хочет взять кредит не в валюте, чем он зарабатывает – банки должны жестко контролировать эти кредиты и риски. Жителям в Польше это очень не нравилось, и как только они его не ругали. Но в итоге Польша во время кризиса 2008 года не пострадала, в отличие от Латвии или Болгарии, где у банков были развязаны руки.
— Мораль для Латвии?
Мораль: приватизация – почему бы и нет, но людей нужно информировать не только о вариантах как на этом заработать, если акции вырастут в цене, но и о рисках, если они подешевеют. С другой стороны, если мы говорим об латвийском обществе и его грамотности – за 25 лет вы прошли через огромную трансформацию. Из части СССР стали частью ЕС. Многому пришлось научиться. В мире мало стран, которые могут похвастаться, что им удалось так измениться.
Конечно, не все так хорошо, как хотелось бы, мы ведь живем в реальном мире. Но если тут до сих пор случаются негативные примеры в той же сфере отношений с инвесторами и корпоративного управления — это не значит, что вся система плоха. Это значит, что никто не идеален.
